Вопрос был из разряда очень личных, и Уля хотела промолчать или перевести разговор, но потом все-таки ответила:
- Чтобы папа вернулся, и мы снова жили все вместе.
В наступившей тишине очень громко и резко тикали часы, немного разбавляя вязкое безмолвие.
- Извини, - он провел пальцами по её спине, погладив сквозь тонкую ткань линию позвоночника. – Не хотел тебя расстроить.
- Да ты и не расстроил, - она не врала, разве что только ощутила грусть от тех воспоминаний. Это через несколько лет она поняла, почему папа не может к ним приехать, да и ни к чему уже – после развода родители не общались, и Уля так и не узнала, что именно стало причиной их разрыва. Однажды заикнулась об этом, но поймав немного виноватый, полный слез взгляд матери, продолжать не стала. Какая разница, в чем была причина, важно то, что они уже никогда не были одной семьей.
И этого она совершенно не желала собственному ребенку.
- А ты? Что загадывал в детстве? – она отложила шар и аккуратно пристроила испачканную в белой краске кисть на кусок бумаги, выполнявшей функцию палитры.
- Когда был мелким, всякую ерунду, а потом… Чтобы Игорь выздоровел.
Уля перестала вытирать испачканные пальцы, нахмурившись и повернувшись к Андрею.
- В смысле?
- Он тебе не рассказывал? – дождавшись, когда отрицательно покачает головой, он продолжил. – Помнишь, ты как-то спрашивала, уверен ли я, что мы родные?
Уля не сразу, но вспомнила. Это было в машине, когда они возвращались после безуспешных поисков парня. Ей тогда ещё всякая дурь в голову лезла. Надо же, всего несколько месяцев прошло, а по ощущениям, так целая жизнь…
- У него в три года нашли тяжелую анемию. Так и не узнали, что её вызвало. Мы с отцом были донорами, у меня брали только кровь для переливания, а у папы ещё и костный мозг. После операции, вроде, все прошло, но с тех пор мама над ним постоянно тряслась, боялась, что что-то случится.
Вот теперь стали понятны кое-какие моменты, которые раньше в общую схему не укладывались.
- Тебя это обижало? – она сама не заметила, как полностью развернулась, опершись на руку, поставленную за его плечом. И получается, что теперь нависала над распластавшимся на полу Андреем.
- Знаешь, нет. Наверное, уже к тому времени вырос. Но мне было стыдно, что он болеет, а я полностью здоров.
- Нашел, чего стыдиться… - захотелось постучать согнутым пальцем по его лбу, но она сдержалась. – Он же благодаря вам с отцом жив остался. А… Это генетически может передаваться?
- Не знаю, но, думаю, нет. Больше ни у кого в семье такого не было.
Судя по тому, как он нахмурился, либо такое ему, в самом деле, не приходило в голову, либо сам остался не рад, что завел этот разговор.
Не то, чтобы Уля торопилась паниковать, но прояснить этот вопрос было бы неплохо. Как и ещё один:
- У тебя резус-фактор положительный или отрицательный?
Спрашивала она это не из каких-то темных замыслов, просто стоит узнать, нужно ли опасаться резус-конфликта. Потому что, если у Андрея он положительный, вероятность пятьдесят на пятьдесят. А у неё уже восьмая неделя, сразу после праздников нужно сдавать кровь на антитела к плоду… И врач просила как можно скорее узнать, нужно ли начинать готовиться к вероятным осложнениям, только у Ули все вылетело из головы.
- Отрицательный, а что?
Ульяна облегченно выдохнула, постепенно расслабляясь.
- Все хорошо. У меня такой же, мне нужно было спросить для женской консультации.
- Когда тебе следующий раз идти? – он нажал какую-то точку на её локте, и рука мгновенно подломилась, правда, Улю тут же поддержали и мягко уложили рядом с собой.
- Двенадцатого.
- Можно пойти с тобой?
Уже то, что он спрашивал, а не просто поставил в известность, стоит признать большим прогрессом, вот только Ульяне такая близость показалась слишком уж поспешной и преждевременной. Пусть это и осторожное, почти незаметное, но давление. Портить же эту теплую атмосферу отказом тоже не хотелось, поэтому ответила она уклончиво:
- Давай решим ближе к этой дате.
Вот что она не совсем поняла, так это почему Андрей хмыкнул. Правда, почти сразу пояснил:
- Врать ты так и не научилась. – Пока она не успела ничего добавить, он продолжил. – И не надо. Ты такая, как есть. Настоящая.
Ещё она так и не научилась принимать комплименты, поэтому притихла, прижавшись почему-то холодным носом к его шее.
А ведь дел ещё много – нужно принести с балкона постепенно согревающуюся ель, поставить её, размотать гирлянду и закончить разрисовывать шары… Только подниматься отчаянно не хотелось. У них как-то так получилось, что почти на сутки оказались в своеобразном коконе, все разногласия и проблемы остались за его пределами, но ведь это только видимость. Хотя сейчас Уля была готова на пару дней забыть обо всем, что раньше не давало покоя, обижало и заставляло плакать или, сцепив зубы, слезы удерживать. Пусть потом придется к этому возвращаться, но сейчас хотелось побыть в обособленном мирке, где не нужно ничего говорить, а тишина не пугает и напрягает, это просто время, когда они не произносят что-то вслух. Зато можно вспоминать, как они радовались снегу и утреннику в школе, катание на санках с горки.
Своя персональная сказка, пусть и всего на несколько дней.
Вот только закончилась она намного быстрее, когда Уля, закончив покрывать очередной шарик бесцветным лаком, чтобы не стереть пламенеющую жар-птицу, лукаво поглядывающую со стекла, ответила на звонок своего телефона.
- Да?
Определившийся номер был ей не знаком, но это ещё ничего не значит, может, кто-то из девочек звонит с мобильника родни.